читать дальше
Однажды погожим апрельским утром на узкой улочке Харадзюку я
повстречался со стопроцентной девушкой.
Не сказать, что она была очень красива, да и одета так себе, ничего
особенного. Волосы на затылке топорщились — еще не пришли в себя после
сна. Возраст — пожалуй, ближе к тридцати. И все равно уже за пятьдесят
метров я понял: это девушка для меня, на сто процентов . В тот же миг,
как я ее увидел, сердце заколотилось неровными толчками, а во рту стало
сухо, как в пустыне.
Возможно, вам нравятся другие девушки — с
тонкими лодыжками, большими глазами, сногсшибательно красивыми пальцами.
А может, вы западаете на таких, которые медленно жуют, когда едят. У
меня тоже, конечно, есть свои предпочтения. К примеру, в ресторане я
вполне могу засмотреться на девушку за соседним столиком, если мне вдруг
понравится ее нос.
Хотя никто не в состоянии определить, какой должна быть идеальная, на
все сто процентов, девушка. Как она должна выглядеть. Я даже ничего не
могу сказать про нос той, которая шла в то утро мне навстречу. Да что
говорить: имелся ли он у нее вообще, и того не помню. Единственное, что
могу сейчас сказать: на красавицу она не тянула точно. Странно все это.
Потом я расскажу кому нибудь, что встретил на улице стопроцентную
девушку.
— Серьезно? — скажет он. — Хорошенькую?
— Да не то чтобы…
— Тогда, значит, в твоем вкусе?
— Даже не знаю. Я про нее совсем ничего не помню. Ни какие у нее глаза,
ни какая грудь — большая или маленькая.
— Что то я тебя не пойму.
— Я сам не понимаю.
— И что ты сделал? — спросит он равнодушно. — Заговорил? Пошел за ней?
— Ничего не сделал, — отвечу я. — Разошлись и все.
Она шла на запад, я — на восток. А утро было просто замечательное.
Надо бы поговорить с ней. Хотя бы полчасика. Расспросить, кто она, о
себе рассказать. Поведать о превратностях судьбы, которая свела нас в
этом переулке Харадзюку в погожее утро апреля 1981 года. Здесь наверняка
таилось множество милых секретов, как в старинном механизме, созданном
руками мастера во времена, когда на Земле царил мир.
Поговорив, мы зашли бы куда нибудь пообедать, посмотрели бы фильм Вуди
Аллена, потом заглянули по дороге в отель, чтобы выпить по коктейлю у
барной стойки. А пойди все как надо, возможно, закончили бы день в
постели.
«Все может быть», — стучало в сердце.
Между нами оставалось метров пятнадцать. Как же с ней заговорить? С чего
начать?
— Здравствуйте. Не могли бы вы уделить мне полчаса?
Идиотизм! Прямо таки страховой агент, честное слово.
— Извините, вы не знаете здесь поблизости круглосуточной прачечной?
Тоже не годится. У меня ведь даже пакета с бельем для стирки с собой
нет.
Или взять и рубануть все как есть:
— Привет. Я хотел сказать, что ты подходишь мне на сто процентов.
Нет, вряд ли она моим речам поверит. Да если даже и поверит, захочет ли
разговаривать? Скажет: я тебе, может, и подхожу на сто процентов, а ты
мне — нет. Что тогда? Для меня это будет удар ниже пояса. Мне уже
тридцать два. Значит, старею.
У цветочного магазина мы поравнялись. Я кожей ощущаю слабое теплое
дуновение. От мокрого асфальта поднимается запах роз. Почему то я не
могу произнести ни слова. На ней белый свитер, в правой руке — белый
конверт, еще без марки. Написала кому то письмо. Вид у нее такой сонный —
не иначе, всю ночь над ним просидела. Быть может, в этом конверте — все
ее секреты.
Пройдя несколько шагов, я оборачиваюсь, но она уже потерялась в толпе.
* * *
Теперь то я, конечно, знаю, что надо было ей сказать тогда. Хотя история
получилась бы слишком длинная, и я вряд ли сумел бы изложить ее внятно.
Мне всегда приходят голову мысли, которыми бывает трудно
воспользоваться. Так или иначе, а начал бы я с «давным давно» и закончил
так: «Грустная история, правда?»
* * *
Давным давно жили парень и девушка. Ему было восемнадцать, ей —
шестнадцать. Он — просто симпатичный, она — тоже не супермодель.
Обыкновенные ребята, каких везде можно встретить. Только одинокие. Зато и
он, и она твердо знали, что где то на Земле живут девушка и парень,
которые им подходят на сто процентов. И вдруг однажды на улице они
встретились.
— Какое чудо! — заговорил он. — Я столько тебя искал. Не поверишь, но ты
мой идеал — на сто процентов.
— А ты — мой. Я точно таким тебя представляла. Это как во сне.
Парень и девушка сели на скамейку в парке и долго долго разговаривали.
Они больше не были одиноки. И это замечательно.
Однако в их душах все же шевелился маленький, совсем крошечный червячок
сомнения: хорошо ли, когда мечты сбываются так просто?
Разговор на минуту прервался, и парень сказал:
— А давай устроим маленькую проверку? Если мы в самом деле любим друг
друга на сто процентов, значит, в свое время обязательно еще встретимся
где нибудь. И если мы поймем тогда, что так оно и есть, сразу поженимся.
Идет?
— Идет, — отвечала девушка.
И они расстались.
По правде сказать, в этой проверке не было никакой необходимости, потому
что между ними была настоящая любовь, на все сто процентов. И судьба
сыграла с ними злую шутку.
Зимой они оба заболели — в тот год свирепствовал жуткий грипп. Несколько
недель между жизнью и смертью кончились тем, что влюбленные начисто
забыли о прошлом. И когда пришли в себя и открыли глаза, в головах у них
было пусто, как в копилке Д.Г. Лоуренса в его молодые годы.
Но им было не занимать ума и терпения. Парень и девушка не жалели сил,
приобрели новые знания, вырастили в себе новые чувства и снова смогли
стать полноценными членами общества. Научились переходить в метро с
одной линии на другую, отправлять письма и бандероли. И даже познали
любовь — на семьдесят пять, а то и на восемьдесят пять процентов.
Время летело с поразительной быстротой: скоро ему было уже тридцать два,
а ей — тридцать.
И вот однажды погожим апрельским утром он шагал по Харадзюку с запада на
восток, собираясь выпить где нибудь чашку кофе. Она шла той же улицей с
востока на запад — нужно было купить марку, чтобы наклеить на письмо.
Они встретились точно посередине улицы, и в двух сердцах на миг мелькнул
смутный отблеск утраченных воспоминаний:
«Да ведь это моя девушка, моя на сто процентов!»
«Это же он, мой парень, мой на сто процентов!»
Но отблеск оказался слишком слабым, а их мысли уже не были такими
чистыми и ясными, как четырнадцать лет назад. Они разошлись в разные
стороны, не сказав друг другу ни слова, и растворились в людской толчее.
Навсегда.
Грустная история, правда?
* * *
Вот что надо было ей сказать.